нужно хорошо проводить время просто хорошо проводить время

До Свидания Время!!!!!

Они плывут из далека несмело
Покачиваясь на ветрах полынных
И то что справа это я
И каравелла моя меняет форму очертаний дым
И нам веками некуда спешить
Наш путь обременён безволностью свободы
Мы можем только плыть и плыть и плыть
Кружась вокруг земли
бессмертным хороводом

Мы провожаем их
Облив одежды кровью
Багряной свастике небес
Встречая их прижавшись к изголовью на нитки распуская золотой парчи обрез
Мы души тех кого хоронят рядом
От безнадежно мертвых
в сорока шагах
насквозь пронизанные манной звездопадов
мы отражаемся в бесчисленных глазах

Мы живые легкие нежные
Плещемся в патоке ослепительный бирюзовой
пропадем в края безбрежные
Становимся чем то новым
И тянутся усталые вереницы
Меняя неба нескончаемый узор
Огромные беспомощные птицы
Дорогу к дому ищут до сих пор

(С) Dolphin

Сегодня вечером направленная медитация неожиданно не действует на меня. За всеми семью вратами дворца – за зелеными, за оранжевыми – стоит Марла. И за голубой тоже стоит Марла. Лжец. Когда я проникаю в пещеру, животным, символизирующим мою волю, тоже оказывается Марла. Марла затягивается сигаретой и смотрит по сторонам. Лжец. Черные волосы и губы, пухлые, как французские подушки. Симулянтка. Губы, нежные, как кожаный итальянский диван. От таких не убежишь.
А вот Клои была настоящая.
Она походила на скелет Джони Митчел, который заставили улыбаться и ухаживать за гостями на большой вечеринке. Я часто представляю себе маленький мультяшный скелетик Клои, размером с небольшого насекомого, который бежит по галереям и закоулкам ее собственных внутренностей в два часа утра, в то время где то вдалеке завывает сирена и чей то голос объявляет: «Приготовьтесь к смерти через десять, девять, восемь секунд». «Смерть наступит через семь, шесть...».
В ночной темноте Клои бежит по лабиринту рвущихся вен и взрывающихся труб, брызжущих горячей лимфой. Нервы выступают на поверхности тканей пучками проводов. Абсцессы вздуваются жаркими белыми бусинами.
Голос сверху объявляет: «Приготовьтесь к опорожнению кишечника через десять, девять, восемь, семь...».
«Приготовьтесь к эвакуации души через десять, девять, восемь...».
Клои шлепает по вытекшей из отказавших почек жидкости.
«Смерть наступит через пять...».
«Пять, четыре...».
«Четыре...».
Повсюду видны следы жизнедеятельности паразитов, похожие на граффити, нарисованные аэрозольной краской на поверхности сердца.
«Четыре, три...».
«Три, два...».
Клои карабкается на четвереньках по рифленой поверхности собственного горла.
«Смерть наступит через три, две...».
Лунный свет льется в открытый рот.
«Приготовьтесь к последнему вздоху – ноль!».
Душа эвакуируется.
Ноль!
Отделение от тела.
Ноль!
Смерть наступила.
Как это было бы славно: сжимать и сжимать в объятиях теплую дрожь Клои, в то время как сама Клои уже давно лежит в сырой земле!
Но вместо этого на меня смотрит Марла.
Во время направленной медитации, я раскрываю объятия, чтобы принять в них ребенка, живущего во мне, но вместо ребенка в объятия мои устремляется дымящая как паровоз Марла. Белый исцеляющий шар света не появляется. Лжец. Чакры остаются закрытыми. Представьте себе каждую чакру, как распускающийся цветок, в центре которого, словно в замедленной съемке, вспыхивают лучи белого света.
Лжец.
Мои чакры не хотят открываться.
Когда направленная медитация заканчивается, все встают на ноги, потягиваются, отряхиваются и готовятся к терапевтическому телесному контакту. Когда приходит время обниматься, я делаю три шага навстречу Марле, распахиваю руки и смотрю по сторонам, ища подсказки, что мне делать дальше.
Подсказка: обними того, кто идет тебе навстречу.
Мои руки смыкаются у Марлы за спиной.
Выбери сегодня того, кто тебе нужен.
Рука Марлы, сжимающая сигарету, надежно прижата к бедру.
Расскажи ему, как ты себя чувствуешь.
У Марлы нет рака яичек. У нее нет даже туберкулеза. Она и не собирается умирать. Ладно, беру свои слова обратно, с высшей философской точки зрения мы все потихоньку умираем, но Марла умирает совсем не так, как умирала Клои.
Еще одна подсказка: поделись самым сокровенным.
Алло, Марла, ты яблоки любишь?
Самым сокровенным.
Марла, валила бы ты отсюда. Вон! Вон!
Вали отсюда вон и плачь там, где я тебя не вижу.
Марла смотрит мне прямо в лицо. У нее карие глаза. Мочки ее ушей проколоты, но сережек она не носит. На растрескавшихся губах лежат, словно изморозь, чешуйки отшелушившейся кожи.
Вали отсюда и плачь.
– Ты тоже вроде еще не помираешь, – говорит Марла.
Вокруг нас, обнявшись, рыдают пары.
– Расскажи мне все честно, – твердит Марла, – а я расскажу тебе.
Мы можем честно поделить неделю, объясняю я. Марла берет себе костные болезни, болезни мозга и туберкулез. Я оставляю за собой рак яичек, паразитов крови и хроническое слабоумие.
Марла спрашивает:
– А как насчет рака кишечника?
Да, эта девочка твердо вызубрила свой урок.
Рак кишечника мы поделим поровну. Ей достаются первое и третье воскресенья каждого месяца.
– Нет, – отрезает Марла.
Рак кишечника она хочет весь. И паразитов, и остальной рак тоже. Марла прищуривает глаза. Она и мечтать не мечтала, что может так прекрасно чувствовать себя. Она впервые чувствует себя живой. Ее прыщи прошли. За всю свою жизнь она ни разу не видела мертвеца. Она не понимала, что такое жизнь, потому что ей не с чем было сравнивать. О, но теперь то она знает, что такое смерть и умирание, что такое настоящее горе и подлинная утрата. Что такое плач и содрогание, смертный ужас и угрызения совести. Теперь, когда Марла знает, что с нами всеми будет, она может наслаждаться каждым мгновением своей жизни.
Нет, она не отдаст мне ни одной группы.
– Я ни за что не соглашусь жить, как жила раньше, – говорит Марла. – Раньше, чтобы жить и наслаждаться просто тем, что еще дышишь, я работала в бюро похоронных услуг. У меня, правда, совсем другая специальность, ну и что с того?
Тогда и вали отсюда в свое бюро похоронных услуг, предлагаю я.
– Похороны – это ничто в сравнении с группами поддержки, – возражает Марла. – Похороны – это абстрактная церемония. В них нет истинного ощущения смерти. А здесь оно есть.
Пары вокруг нас утирают слезы, сморкаются, хлопают друг друга по спине и расходятся.
Мы не можем ходить в группу вместе, говорю я.
– Тогда не ходи.
Мне это нужно.
– Тогда ходи на похороны.
Все уже встали в круг и берутся за руки, готовясь к завершающей молитве. Я отпускаю Марлу.
– Как долго ты ходишь сюда?
Два года.
Кто то берет меня за руку. Кто то берет за руку Марлу.
Когда начинается молитва, у меня, как обычно, перехватывает дыхание. О, благослови нас! О, благослови нас в нашем гневе и страхе!
– Два года? – шепчет Марла, склонив голову набок.
О, благослови нас и сохрани.
Все, кто могли бы заметить, что я в этой группе уже два года, или умерли или выздоровели и перестали сюда ходить.
Помоги нам, помоги нам.
– Ах так, – говорит Марла, – ну что ж, тогда я отдаю тебе рак яичек.
Большой Боб, здоровенный шмат сала, обливает меня слезами. Спасибо тебе большое, Марла.
Направь нас к нашей участи и даруй нам покой.
– Пожалуйста.
Вот так я и познакомился с Марлой.

хочу в отпуск

не хочу на день фирмы

хочу в индию

а вообще на море

На улице что-то ужасное, темный тяжелый навес над головой и по горизонту горящая полоска. ох.....как хочется удолбаться. ооооххххх...... катяуехала и вообще были прекрасные выходные и вообще я не хочу на работу и хочсу чтобы было нормально и хочу ничего не соображать всетаки без гашиша как то все совсем хуево. так хоть ничего не понимаю а теперьв се понимаю ааа наобещала встреч ну ничего все нормально нормально a moon full of stars and astral cars and all the thing i used to see

ммм

остался вискарь

допью и поеду на концерт

 

 

собственно почему мне паршиво то, да потому что я трезва

 

 

there was nothing to fear nothing to doubt

 

 

 

 

ничего не хочу разве что может быть все бы закончилось и здесь так холодно и руки костяшки красные лицо бледное синяки под глазами похмелье к тому же голова побаливает и в желудке пустота разве что кефирчик
давайте сделаем друг другу отличные подарки
больше не интересно
всегда так же будет я же знаю только почему так мне никто не объяснить но вина то только моя здесь
ничего не скажешь, друг, только водки выпить вечером. мне нужен собутыльник или просто чтобы жила одна опять

жрать нечего\

вечерний мозготрах и утренний и я устала все харэ харэ хватит
не хочу ехать к родителям
не хочу видеть сестру никого не хочу видеть
не хочу не хочу не хочу
хочу спать все выходные а в понедельник просто не проснуться
может меня все отчислят
прекрасно
прекрасно
прекрасно

Однажды Ежи прочел книгу…
однажды Ежи прочел книгу
о себе…
однажды Ежи прочел книгу о себе…
однажды Ежи взял книгу и прочел ее…
о себе
сам прочел…
первый раз…
взял сам книгу и сам ее прочел первый раз…
то есть он, фактически, первый раз прочел книгу
и книга эта оказалась о себе…
это книга о себе…
красная книга
в толстом красном переплете
с широкими, шелестящими на ветру страницами
толстая красная книга
и на ней написано:
«Ежи»
золотыми буквами…
а потом, Ежи закопал книгу в саду и забыл место
видимо, книга не нужна была ему
а Петруччо нужна…
одному нужна книга, а другому нет…
один читает
а другой молчит
смотрит…
смотрит: как собака бежит
поле растет
лес шумит
трактор едет
куры свищут туда…сюда…
а Ежи все читает…
умный стал Ежи
так умен стал Ежи, что потерял ориентацию
ориентировался по звездам…
а Петруччо был глуп
как посох.

Он убил себя
А Она уехала в Никарагуа
А Он женился и у Него два Сына
А Она есть
А Он теперь еще с Кем-то
А Они живут вдвоем
А я...
А как же я?
Она убила себя
А Он есть
А она вышла за муж и у Нее два Сына
А я теперь еще с кем то
Мы живем вдоем
А Она...
А как же Она?
я убила себя
яуехала в Никарагуа
Как то раз я гуляла по Лесу и увидела Птицу
И Птица молчала а я смотрела на нее
А Они есть
И молчала
И молчала бы много лет
Но пришлось вернуться домой
Где живут Они вдвоем
И Них есть Дочь
А я...
А как же я?



в чем тут закон?

неизвестно…

каждый, кто задумался над этим вопросом, обречен

на неудачу…

потому что этот вопрос - сложный вопрос…

а они простые.

несколько фотографий из прекрасного месяца мая

"Пусть сердцу вечно снится май
И та, что навсегда люблю я."